В художественной литературе это получается редко, любой «документ» отторгается как инородное тело. Можно, конечно, ходить с блокнотиком в публичный дом(Эмиль Золя) или к умирающему от рака соседу(Лев Толстой), - результат проблематичен всегда. У Толстого получилось, у Золя нет. Дело не в уровне дарования: Толстой о смерти думал с юношеских лет, поэтому искал лишь детали. У Золя же была пониженная потенция, на срамных девок его плоть не реагировала, поэтому бордель он описал как свиноферму или ткацкую фабрику.
Когда я встретился с прообразом своего героя, ничего этого еще не знал. Я был сырой, неопытный и очень жадный до новых впечатлений. Тем более, таких… Московский мальчик(скромный, непьющий, только вступивший в половую жизнь) и раздолбай-нищеброд, пьющий все, что горит, трахающий всех подряд, провинциал из общаги технического вуза… Встретиться они не могли в принципе. Но они встретились. Я таких людей раньше не знал, поэтому он меня поразил безумно. Внешне был вполне зауряден, интеллектуально и духовно вообще никакой, пустое место. Но, господи, как же к нему тянулись женщины – всякие, разные, иногда настоящие красавицы. Для меня это был совершенно необъяснимый феномен. Я ему завидовал. Я хотел этому научиться. И уже тогда, кстати(без всяких к тому оснований), твердо знал, что я когда-нибудь, где-нибудь о нем напишу.
Блокнотик я не доставал, но щедро угощая его водкой, пивом, футболом и скачками, по крупицам выпытывал информацию – о нем самом, о его детстве, о женщинах… Он был ко мне снисходителен, рассказывал охотно, посвещал в детали - как своей непутевой жизни, так и собственных мутных теорий. Я лишь тупо фиксировал это в памяти, поскольку ни осмыслить тогда не мог, ни принять к исполнению. Впрочем, юность на байки и гиперболы горазда – верил я отнюдь не всему. Ну, вот как, скажем, поверить в ситуацию: мой герой возвращается после зимних каникул в Москву – рейс задержали, на улице минус сорок, но именно на улицу он и повел девчонку, с которой познакомился в зале ожидания. Действительно, не в грязном же сортире любовью с ней заниматься?!.. А в сугробе за автобусной остановкой в самый раз – шуба у нее теплая, кровь у обоих так просто горячая, да и чем еще заниматься ночью в этой дыре? «Прости, а как у тебя член встал при сорока градусах? Яйца не смерзлись?» - все еще не верил я. Он посмотрел на меня как-то странно и с явным подозрением: «А как может вообще на женщину не встать?»
Через три месяца моего приятеля посадили. Больше мы с ним не виделись никогда. По мере накопления некоторых литературных навыков я несколько раз возвращался к своему герою, но получалось крайне неубедительно и рыхло. Тогда я стал отходить от «документа», заново придумывать героя, драматургию, ситуации… В конечном результате от героя осталось лишь имя Леха, город, где он вырос(я никогда не был в Шемонаихе и даже на карте ее нашел с трудом) и деталь одной из ключевых сцен – кульманом по голове. Кстати, именно эта деталь читателей больше всего и смущает: как это, женщину деревянной доской бить по самому слабому месту?.. Все понимаю, но лучшей детали пока не нашел.
Если кто не читал(я приводил ранее отрывок и ссылку кривую давал), могут зайти в ЖЗ. - второй рассказ в подборке (после редактуры он стал коротким, как жизнь моего непутевого приятеля, - раньше это была повесть).