Легенда первая. В конце двадцатых годов прошлого века чекист Яков Блюмкин(тот, что замочил немецкого посла Мирбаха) очень любил посещать литературные и художественные салоны. В принципе, и его там любили, ибо считали, что знакомство со столь важной персоной убережет от застенков ВЧК. В подпитии Блюмкин любил демонстрировать творческой интеллигенции свежие расстрельные списки, подчеркивая тем самым свое родство с художниками и писателями: у тех – власть над душами, у него – над телами. При одной из таких демонстраций присутствовал Осип Мандельштам – маленький, хилый, ущербный. Он вырвал у Блюмкина эти списки, в ярости разорвал их на клочья и тут же, испугавшись собственной смелости, в панике убежал. Он знал, что за ним придут. И за ним, конечно же, пришли; правда, чуть позже.
Легенда вторая. В 1933-ем году Мандельштам написал знаменитое стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны».
Несколько раз читал его коллегам в узком проверенном кругу. Кто-то из них настучал в органы – дело в то время банальное. Мандельштама арестовали, привезли на Лубянку. У следователя было две-три строфы, записанные по памяти.
– Это ваше стихотворение? – спросил он.
– Да, мое, – честно признался Мандельштам.
– Вы его наизусть помните? Заново записать сможете?
–Там было несколько вариантов, но я попробую вспомнить последний.
Ему выдали бумагу и ручку. И Мандельштам собственной рукой написал главную улику против себя.
Шел 1934 год: массовых репрессий еще не было, но за такое стихотворение наказание могло быть только одно. Листок с текстом попал по назначению – тов.Сталину.
Легенда третья. Вопреки расхожему мнению о дремучести и недалекости вождя, вынужден особо подчеркнуть, что литературный вкус у тов.Сталина несомненно был. История с Мандельштамом лишний раз это доказывает: дело в том, что стихотворение Сталину… понравилось. Вопреки содержанию. И автор понравился – ему импонировали смелые люди. И всё же он решил сверить свои ощущения с мнением профессионала. И позвонил Пастернаку.
Борис Леонидович удивился не столько звонку, сколько теме разговора. Ему не хотелось говорить о Мандельштаме, ему хотелось говорить о жизни, о смерти, о себе любимом, наконец(я утрирую, но совсем чуть-чуть). В общем, Борис Леонидович выдавил из себя нечто маловразумительное: типа Мандельштам акмеист, мне это не близко, мы пишем в разной манере и о разном, да и друзьями не являемся.
«Поэт Мандельштам арестован, и вы наверняка это знаете. И вы очень плохой товарищ, товарищ Пастернак, – сказал Сталин. – Мы, старые большевики, никогда не отрекались от своих друзей», – и положил трубку.
Версию Анны Ахматовой дословно не помнил, уточнил специально: «Но ведь он ваш друг?.. Пастернак замялся, а Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: "Но ведь он же мастер, мастер?" Пастернак ответил: "Это не имеет значения". Б. Л. думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы. "Почему мы все говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить". - "О чем?" - "О жизни и смерти". Сталин повесил трубку (Анна Ахматова. Листки из дневника. 8 июля 1963г.)
Мандельштама не расстреляли и даже не посадили в тюрьму: дело ограничилось кратковременной ссылкой – сначала Пермский край, потом Воронеж. В мае 1937 года заканчивается срок ссылки, и поэт возвращается в Москву.
Ненадолго, как выяснилось. Но это уже другие времена и другие легенды.