Деньги у него были приготовлены под расчет, но пришлось в кошельке рыться – в стране, говорят, дефляция, но в очередной раз подорожали и квас, и красная ява. Когда вернулся к своей сумке, то оказалось, что их теперь… две. Совершенно одинаковых – черных, из кожзаменителя, «французских»(то бишь, пошитых вьетнамцами в Балашихе). «Эй, а вторая чья?» - зачем-то спросил Бронислав, как будто это имело какое-то значение. Тем более что свою он узнает сразу, по весу – только последний лузер и лох станет везти на дачу пятикилограммовые гантели и ПСС Проханова в пятнадцати томах.
Да он бы и не стал везти, но забытая тяга к спорту просыпалась только в деревне, а классик современный мешал уже хотя бы тем, что слишком много места на полке книжной занимал.
В метро было не протолкнуться. Жена опаздывала. Фитюлькин позвонил ей на мобилу, но телефон был недоступен – значит, в тоннеле едет. Договаривались на конкретный вагон, второй с хвоста – чтоб на электричку не опоздать. В этом месте Бронислав и стоял. Подошел очередной состав, выплюнул часть пассажиров, и ему вдруг показалось, что он увидел знакомое пальто жены – коричневое, в белую крапинку. Зашел, чтобы убедиться, но двери тут же захлопнулись, состав тронулся. Жены в нем не было. И сумка осталась стоять на платформе. Ничего, подумал Фитюлькин, это, конечно, обидно, но не смертельно – на электричку теперь опоздают, поедут следующей, но сумку его точно никто не украдет, в худшем случае ментам сдадут. А он сейчас пересядет на встречный и через три минуты будет там.
Станцию он не узнал. Да и никто бы ее не узнал, потому что и станции, как таковой, еще не было – она лишь строилась. Груды щебня, цемент в мешках, кучи мусора.
«Эй, братан, куда я попал? – спросил Броня проходившего мимо рабочего в каске. – Что это за станция?»
«Не понимай», - ответил косоглазый метростроевец. Все сомнения разрешил только третий рабочий – он был грузин и русский язык еще помнил. Оказывается, это была совершенно новая, строящаяся ударными темпами врезка под названием «Проспект Кадырова». Курировал стройку лично мэр – он и приехал сейчас сюда со своей свитой и телевизионщиками. Именно поэтому здесь и поезд остановился, хотя не останавливается никогда. А в обратную сторону и останавливаться негде – платформу еще не достроили. Да, ну и ситуация.
«Послушай, братан, а как на поверхность выбраться? – спросил Фитюлькин. – Эскалатор здесь есть?»
«Какой эскалатор? Ты что, совсем глупый, да?» - усмехнулся грузин.
«А как Собянин будет выбираться? И вся его свита?»
«Э-э, для этого лифт есть. Специальный. Тебя туда не пустят, даже не мечтай».
«Ну, а остальные как? Не живут же они здесь?»
«Таджики, что ли? А чего им тут не жить?.. В бытовке тепло, еду привозят, деньги платят».
«Ты тоже там живешь?»
«Зачем обижаешь, генацвале? – обиделся грузин. – Я начальник, бугор, у меня дом-жена-дети есть».
«Ну, так выведи меня отсюда! – попросил Броня. – Я заплачу».
«Сколько? - лениво осведомился тот. Теперь стало понятно, почему он не ушел сразу и чего ждал. – Вообще-то это не положено, нарушать придется».
«Ну, стольника тебе хватит?» - начал торг Фитюлькин.
«Зеленью?» - уточнил тот.
«Рублями. Дал бы больше, но у меня всего тысяча, а еще на электричку билеты брать».
«Фу, какой ты жадный и бедный, - поморщился грузин и сразу потерял к нему всякий интерес.
Броня пытался было примкнуть к собянинской свите, но его охрана завернула. Да и не было уже там ни мэра, ни телевизионщиков – все словно испарились. И грузин куда-то пропал. Правда, нарисовался какой-то подозрительный субъект в шерстяной шапочке-террористке – то ли даг, то ли ингуш.
«Ты, что ли, хотел за штуку на Большую землю попасть?» - спросил он тоном бомбилы у вокзала.
«Ну да, я, - ответил Броня, окончательно осознав, что тут уже не до билетов на электричку – дело явно керосином пахнет. – Можешь?»
«Могу, но только раком», - ответил тот.
«Может тебе еще и отсосать? – с пидорами Фитюлькин становился смелым до безумия, очень уж он их не любил. – С проглотом?»
«Эй, ты не понял, - остановил его рукой даг. – Ехать будешь раком, согнувшись – лифт маленький, для запчастей, в полный рост не получится».
Ну, что тут еще оставалось делать? Раком – так раком. Броня заставил себя забыть про радикулит, вспомнить спортивную юность и гимнастов из цирка. Даг его еще немного утрамбовал ладонью, потом захлопнул крышку и нажал кнопку. Сначала лифт поднимался очень медленно, потом скорость заметно увеличилась и, наконец, он полетел столь стремительно, что даже уши заложило. Потом вдруг стало так тихо, что Фитюлькин подумал, что он уже умер. Но нет, рука шевелится. И дверь открылась. Он выполз из своего заточения и тут же был сражен ярко-зеленым светом и грозным, невесть откуда доносящимся голосом на незнакомом языке. Впрочем, язык он узнал – на нем, кажется, разговаривали доблестные ливийские повстанцы, только что замочившие диктатора Каддафи.
«Я вас не понимаю», - сказал Броня, все еще не в силах разогнуться.
Что-то вверху громко щелкнуло, и с ним заговорили столь же грозно, но уже на другом языке. Чеченском, кажется.
«Не понимаю, - растерянно и почему-то виновато произнес он. – Совсем».
Тумблер на этот раз щелкал долго, но все же язык общения выбрал. Правда, акцент был чудовищный.
«Ти зачэм хотэл лудэй убыт?»
«Каких людей?»
«Обичьних, мырных. Коториэ тыбэ нычаго плахова нэ сдэлалы… Молчы, я тут говору! Неужэлы ныпанятна, што врут в мэчэтях ваших? Нэ бываит рая с дэвками распутными, даже эслы оны трыжды дэвственницы, - нэ бываит! Это малчышэк задроченных обманут можна, ты куда полэз? Тоже гурий захотэлось, импотэнт бутовский?»
«У меня жена есть, - тихо сказал Фитюлькин. – И в мечети я ни разу в жизни не был».
«Врешь!» - громоподобным эхом обрушилось на него. – Я из тэбя сычас котлэта для шакал сдэлаю!»
«Я вообще православный, - вспомнил вдруг Броня. – У меня и крест нательный есть».
Трясущимися руками он вынул из-под рубахи крестик, показал невидимому грозному собеседнику. И тут произошло настоящее чудо: зеленый цвет вдруг превратился в белый, да и контуры самого собеседника вдруг проступили, хотя смотреть на него было больно, как на солнце.
«Что же мне теперь с тобой делать? – задумчиво, дружелюбно и на чистом русском языке произнес тот. – Душ загубленных на тебе, к счастью, нет. Ко мне ты попал раньше срока и по ошибке. В общем, сам выбирай: туда или назад».
Туда – означало свет. И посмотреть, что там, было, конечно, интересно. Но дома оставались жена, дети, работа, недочитанный Проханов.
«Назад!» - твердо сказал Фитюлькин.
«Ну, смотри, ты сам выбрал».
Он лишь слегка приподнял руку, но Броню уже подкинуло и стремительно понесло вниз – как в самолете при воздушной яме, только еще сильнее. Живот скрючило так, что, казалось, кишки сейчас выпадут.
От этой боли он и проснулся. Было уже утро, рядом мирно посапывала жена, в окно заглядывало солнце. «Приснится же такое, - подумал Фитюлькин, усаживаясь на толчок. – Явно водка у Толяна вчера паленая была, хорошо хоть совсем дуба не дал».
Потом он умылся, почистил зубы, пошел на кухню готовить завтрак. Перед этим, естественно, включил телевизор: надо же знать, чем живет страна. Жила она плохо, но подробно – прокладывала очередной газопровод, готовилась к выборам, привычно поднимала сельское хозяйство и строила метро. Стоп, сказал себе Броня! Так вот почему мне приснился этот Собянин – я наверняка этот сюжет уже вчера видел. Ну да, станция знакомая, только почему-то название не сказали – стесняются, наверное. «А теперь возвращаемся к главной теме, - сказала дикторша. – Как нам только что сообщили, информация о второй бомбе в метро оказалась ложной. Хозяина забытой сумки сейчас ищут. Напомним, что вчера вечером…» И Броня с замиранием сердца смотрел сначала на свою злополучную сумку, потом на панику среди пассажиров, на опустевшую вмиг станцию и робота, который определил наличие большого количества металла, но обезвредить бомбу не смог. Потом эту сумку накрывали чехлом из титанового сплава и, наконец, подорвали. Когда Фитюлькин увидел, во что превратилась станция, у него волосы дыбом встали – даже там, где они сроду не росли… Вот идиоты, думал он. Ну, какие металлические шарики? Какие болты? И гексоген там откуда? Ну, разве что в названии романа Проханова? Да, весь мир явно сошел с ума, оставив за пределами дурдома только Фитюлькина и его жену. Впрочем, робкая надежда еще была… Броня принялся искать под кроватью эти долбанные гантели, но, естественно, не нашел. И место на книжной полке между Пелевиным и Пушкиным предательски пустовало, осталась лишь пыль. Или следы от гексогена? Впрочем, сейчас это было уже неважно. С кухни доносился запах подгоревшей овсянки. Жена о чем-то спрашивала, сонно зевала и снимала с головы бигуди. Кто-то трезвонил во входную дверь. В глазок была видна мордатая накрашенная тетка – из ЖЭКа, кажется. «Кто там?» - все же решил уточнить Фитюлькин. «Наводнение там, - язвительно ответила тетка. – Открывайте, Фитюлькин, опять вы соседей заливаете».
Броня отворил дверь, и тут же был сбит наземь здоровенными мужиками в масках и спецназовском камуфляже. « Лежать! Руки за голову!» - истошно орали они, словно брали штурмом не типовую двушку, а дворец Амина.
Потом их с женой развели в разные комнаты, надели наручники, усадили за стол давать предварительные показания. Бронислав понимал, что это всего лишь очередной сон, но проснуться никак не удавалось. Он и за руку себя щипал, и головой об стол бился – все тщетно. «Ты мне под дурика не коси! – строго сказал майор. – К следователю попадешь – там хоть в падучей бейся». Обыск подходил к концу, все вещи в беспорядке валялись на полу, у двери о чем-то шептались заскучавшие понятые с третьего этажа. Неожиданно запсиховала в своей клетке попугаиха Маша – она никогда еще не видела столько людей, да и перемену в своей судьбе, видимо, чувствовала. Маша была немой, девочки вообще говорят редко. Но тут ее словно прорвало. «Аллах акбар!» - внятно сказала она и, явно наслаждаясь произведенным эффектом, еще трижды повторила эту бесспорную истину.
Через час Фитюлькиных увезли. Квартиру опечатали. Попугая Машу забрала тетка с третьего этажа – не пропадать же птичке. Уже на следующий день она об этом пожалела: Маша орала «Аллах акбар!» пять раз на дню, призывая неверных расстелить коврик, опуститься на колени и молиться, как и положено у правоверных. Весть о мусульманском попугае разнеслась по городу, скоро на третий этаж пожаловала делегация из Чечни. Тетка и бесплатно бы Машу отдала, но гости были щедры – отвалили ей триста долларов новыми хрустящими бумажками. Сейчас, говорят, Мариам(так ее теперь зовут) живет в кабинете у господина Кадырова – встречает многочисленных гостей своим гортанным «Аллах акбар!». Гости из дружественных мусульманских стран потрясенно немеют. В этой маленькой гордой республике уже всё хорошо с небоскребами, фонтанами и футболом, а с развитием религии вообще лучше всех: самая большая в Европе мечеть и единственный в мире попугай, говорящий по-арабски длинными сурами из Корана.
А Фитюлькиных через месяц будут судить, дело уже передано в суд. Увы, проснуться Брониславу так и не удалось. На прокурора и присяжных надежд мало – медиков среди них нет, в природе летаргических снов они не разбираются. Да и запуталось все как-то: уже не очень и понятно, где сон, где явь. Подследственный явно тронулся рассудком, целыми днями он пишет длинные письма – Путину, Медведеву, Кадырову, Проханову, Собянину и даже в ООН. Ответил пока лишь один Кадыров – благодарил за надлежащее воспитание попугая и обещал помочь в тюрьме деньгами из чеченского общака.